Тонкое шершавое тельце заскользило по моему уху, принимая форму ушной раковины и запутываясь в и без того спутанных волосах.

Вытерплю. Выдержу. Не сломаюсь.

Мерзко, мерзко, мерзко…

«Я запросто искупаюсь в любой грязи, – сказала я Дакоту, в ту последнюю встречу уговаривая его сосредоточиться на спасении Эстера, а не меня. –Не сгину…»

Змея перестала обнимать мое ухо. Ее взлетевший хвост провел по моей щеке кривоватую линию. Я скосила глаза, разглядывая того, кто избавил меня от ее назойливых прикосновений.

Тэмьен Бланчефлеер присел около меня, со спокойной внимательностью наблюдая за тем, как змея обвивает его руку. Свободная рука мужчины опустилась на мою спину, растолкав пальцами пристроившиеся вдоль позвоночника змеиные сплетения.

На миг я почувствовала облегчение. Однако вместе со змеиными объятиями ушли и последние толики чувствительности. Холод полностью проник внутрь, приняв форму костей. Как только я прекращу думать, мое блуждающее во сне тело окончательно превратится в ледяное изваяние.

Вдоль позвоночника заструился жар. Я, успев привыкнуть к отсутствию всяких ощущений, простонала.

Мягкие чуть-чуть давящие поглаживания. Я чувствовала ладонь, блуждающую по спине, кончики пальцев, время от времени вдавливающиеся в кожу.

Рука графа – обжигающая, как нагретая поверхность шкатулки, оставленной на солнце, – скользнула под мое плечо. Рывок я пропустила. Просто вдруг оказалась на спине, а граф навис надо мной.

Конечности, пораженные холодом, не двигались. Я даже не могла прикрыться. Стыд наполнил меня до краев, но спустя мгновение был отброшен всепоглощающим гневом.

Воспоминание о прикосновении его губ к моим стучало в охваченном льдом сознании гневным молотом. Хранитель ядов подвергал меня унижению раз за разом и даже в моем собственном сне. Как искусно. Это можно даже признать за талант.

И как же холодно. И губам не пошевелиться. Теперь змеи не откликнутся глухим шипением на мои беззвучные речи. Наверное, в моем сердце много льда. Как еще можно объяснить то, что темный холод так быстро завладел мной? Почему во мне было так мало тепла? Когда я успела стать настолько бесчувственной?

Это и есть одиночество?

Картинка перед глазами на мгновение расплылась. Одинокая слезинка отделилась от уголка глаза. Холод поглотил и ее. Слезинка замерзла на моей щеке, обратившись заледеневшим бугорком на коже.

Я не заметила, как лицо мужчины оказалось совсем близко. Его дыхание было истинным блаженством. Оно несло тепло и покой.

Губы графа коснулись моей щеки – легонько, будто проверяя температуру чашки с исходящим паром напитком, – в том месте, где застыла одинокая слезинка.

Если бы оказать сопротивление было в моих силах… я бы ударила его?

Но я не могла. Как мне поступить? Дождаться, пока сердце остановится прежде, чем разум осознает глубину грязи, в которую медленно погружают мою гордость? Умереть прежде, чем унижение накроет меня, как берега накрывает поднебесная волна цунами?

Под губами графа моя щека медленно отогревалась. Его язык горячил мою холодную кожу, рисуя влажные круги вокруг льдинки.

Я крепко сжала зубы, но закрыть глаза так и не сумела. Мягкие локоны графа скользили по моему лицу. Он опирался на локти по обе стороны от моей головы. Я ощущала, как его ладони блуждают по моим волосам, а пальцы проникают к самым корням и массируют заледенелую кожу. Может быть, жар его пальцев растапливает корку льда под волосами и оставляет полупрозрачные дорожки, как на обледенелом стекле.

Мощь холода отступила. Все мои ощущения сосредоточились на обжигающих прикосновениях языка к щеке. Мгновенное покалывание, и ледяная слезинка отделилась от моей кожи.

Граф отстранился. От льдинки не осталось ни следа. Кончик его языка между приоткрытыми губами блестел, сохраняя остатки слезы – наверняка она уже успела смешаться с его слюной.

Безотрывно глядя на меня, граф сомкнул губы и громко сглотнул. Его ресницы затрепетали, из груди вырвался вздох. Он выглядел расслабленным и… довольным. Словно вкусил приятную сласть.

Хочу проснуться. Это сон. Сон.

Он встал надо мной, раздвинув ноги и прижавшись коленями к моим бедрам, и начал избавляться от сорочки. Неуловимые движения руками, и откинутая прочь белая ткань исчезла в шипящем клубке змей.

И снова я в плену чужих рук. Кожа мужчины переливалась, меняя оттенки от мертвенной бледности с холодными голубоватыми отблесками до теплого оливкового тона, как будто он пытался к чему-то приспособиться.

Меня посетила дикая мысль: а не для меня ли все старания? Он наблюдал за моей реакцией, чтобы понять, какой из предложенных образов мне больше понравится.

Если бы я могла шевелить губами, то расхохоталась бы над самой собой. Какой же немыслимый бред создает мой разум. Похоже, я действительно в отчаянии.

Мои глаза расширились, когда Тэмьен Бланчефлеер обнял меня. Он накрыл меня своим телом, вжав в ледяную поверхность.

Окоченевшее тело пробрала дрожь. Каждый сантиметр кожи пронзил жар. Меня потряхивало от резкой смены температуры так, словно по позвоночнику пустили заряд молнии. В ушах зашумело. Я всхлипнула. Щупальца холода отпускали неохотно, болезненно цеплялись и кололи то малое, до чего еще могли дотянуться.

В этой темной ледяной клетке единственным источником тепла был ненавистный Хранитель ядов. И он насильно делился со мной теплом, выдавливая из моего тела холод, как гной из раны.

Чувствительность вернулась. Руки, ноги, шея, щеки, лоб, я могла чувствовать даже собственный затылок. Я все еще была жива.

Граф прижался лбом к моему лбу, безмолвно вглядываясь в мои глаза.

– Я… – Звуки своего голоса я не уловила, но отчего-то знала, что ужонточно услышит меня. – Я не одна из ваших… ваших гадов, которых вы пригреваете у сердца. Мне вовсе не нужно ваше тепло.

Вновь выводящая меня из себя полуулыбка. Ни слова не говоря, граф отодвинулся и устроился в моих ногах, согревая мои ступни у себя между коленями.

Тепло сразу покинуло меня. Злобно покряхтывая и издавая глухие скрипы, холод вгрызся в мою спину, намереваясь вернуть себе контроль над телом.

Я задохнулась, стараясь облегчить давление в груди кашлем, но воздух как будто стремительно леденел, не успевая вдоволь напитать организм.

Тепло. Я жаждала его. В нем было блаженство. И жизнь.

Но я не стану его выпрашивать. Возможно, когда-нибудь гордыня перестала бы руководить моими поступками, однако сегодня она станет причиной моей гибели.

Теплые прикосновения к ногам заставили меня очнуться. Тэмьен Бланчефлеер приподнял мою ногу и потерся щекой о внутреннюю часть бедра. Я попробовала издать хоть какой-то звук, но слышала лишь возбужденное шипение змей.

Легкое касание губами под самым коленом. Горячее дыхание сопроводило череду из долгих поцелуев. Он прикусывал кожу вместе с сетью, водил языком и снова покусывал.

«Перестаньте!» – выдыхала я, слабо дергаясь и стараясь приподняться. Защититься. Защитить слабость плоти.

Я все-таки сумела приподняться и обессилено надавила ладонью на щеку графа. Он взглянул на меня и потянул зубами сетку. Я охнула и попыталась царапнуть его. Граф мягко перехватил мою руку. Устроившись щекой на моем бедре, он притянул мою ладонь к губам. Жар у основания пальцев напугал меня.

Мне удалось отвоевать руку, но это меня не спасло. Граф, как загипнотизированный, последовал за ней, изогнувшись в спине и скользя обнаженной грудью по моим ногам, а затем и животу.

Отвернувшись, я прикусила губу, отчаянно надеясь, что хотя бы эта боль позволит мне проснуться. Тщетно.

Что же развеет эту иллюзию?

В следующее мгновение я дернулась, ощутив знакомое тепло, которое вдруг начало обволакивать мою грудь. Широкие ладони поглаживали нежную кожу, цепляя сплетенные нити и утягивая их за собой. Сеть терлась о соски, легонько царапая и будоража, как касания острых лапок насекомых. Издав гортанный полувздох – на этот раз стеклянная темница поймала звуки моего голоса, – я выгнулась, и граф тут же воспользовался этим. Он поддержал ладонями мою спину, придвигая мое тело как можно ближе к себе, и поймал один из сосков в плен своих губ. Эти ласки были неспешными и невыносимо нежными. Поцелуй у основания, едва уловимое касание языка – дрожащее и горячее, и снова поцелуй. И бесконечный жар дыхания, которое и правда могло растопить любой лед.